— Опишите меня, Вольдемар! — говорит дамочка, грустно улыбаясь. — Жизнь моя так полна, так разнообразна, так пестра… Но главное — я несчастна! Я страдалица во вкусе Достоевского… Покажите миру мою душу, Вольдемар, покажите эту бедную душу! Вы — психолог. Не прошло и часа, как мы
сидим в купе и говорим, а вы уже постигли меня всю, всю!
С этого момента Самгину стало казаться, что у всех запасных открытые рты и лица людей, которые задыхаются. От ветра, пыли, бабьего воя, пьяных песен и непрерывной, бессмысленной ругани кружилась голова. Он вошел на паперть церкви; на ступенях торчали какие-то однообразно-спокойные люди и среди них старичок с медалью на шее, тот, который
сидел в купе вместе с Климом.
Неточные совпадения
В купе вагона, кроме Самгина,
сидели еще двое: гладенький старичок
в поддевке, с большой серебряной медалью на шее, с розовым личиком, спрятанным
в седой бороде, а рядом с ним угрюмый усатый человек с большим животом, лежавшим на коленях у него.
Самгин отошел от окна, лег на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером,
в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов
сидел против него, держа
в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между колен, ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких волос.
Слабенький и беспокойный огонь фонаря освещал толстое, темное лицо с круглыми глазами ночной птицы; под широким, тяжелым носом топырились густые, серые усы, — правильно круглый череп густо зарос енотовой шерстью. Человек этот
сидел, упираясь руками
в диван, спиною
в стенку, смотрел
в потолок и ритмически сопел носом. На нем — толстая шерстяная фуфайка, шаровары с кантом, на ногах полосатые носки;
в углу
купе висела серая шинель, сюртук, портупея, офицерская сабля, револьвер и фляжка, оплетенная соломой.
Они ехали
в отдельном
купе. Обоим было грустно и неловко. Она
сидела в углу, не снимая шляпы, и делала вид, что дремлет, а он лежал против нее на диване, и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая на жену, которая не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?»
Пейкером и
сидел с ним
в одном
купе.
Я взял особый дилижанс, разделенный на два
купе:
в переднем
сидел Миша и Гоголь, а
в заднем — я с Верой.
Ехал я
в первом классе, но там
сидят по трое на одном диване, двойных рам нет, наружная дверь отворяется прямо
в купе, — и я чувствовал себя, как
в колодках, стиснутым, брошенным, жалким, и ноги страшно зябли, и,
в то же время, то и дело приходило на память, как обольстительна она была сегодня
в своей блузе и с распущенными волосами, и такая сильная ревность вдруг овладевала мной, что я вскакивал от душевной боли, и соседи мои смотрели на меня с удивлением и даже страхом.
Я поцеловал
в последний раз, пожал руку, и мы расстались — навсегда. Поезд уже шел. Я сел
в соседнем
купе, — оно было пусто, — и до первой станции
сидел тут и плакал. Потом пошел к себе
в Софьино пешком…
На другой день Топорков
сидел с ней
в купе первого класса. Он вез ее
в Южную Францию. Странный человек! Он знал, что нет надежды на выздоровление, знал отлично, как свои пять пальцев, но вез ее… Всю дорогу он постукивал, выслушивал, расспрашивал. Не хотел он верить своим знаниям и всеми силами старался выстукать и выслушать на ее груди хоть маленькую надежду!
На одном из запасных путей узловой станции стоял вагон штаба красной бригады. Был поздний вечер воскресенья. Из станционного поселка доносились пьяные песни.
В вагоне было темно, только
в одном из
купе, за свечкой,
сидел у стола начальник штаба и писал служебные телеграммы.
Султанов больше
сидел в своем
купе с племянницей Новицкой, высокой, стройной и молчаливой барышней.
В этих думах
сидел он
в купе первого класса Николаевской железной дороги и не замечал, как станции летели за станциями. Сев вечером
в курьерский поезд, он не спал всю ночь и лишь под утро забылся тревожным сном.
Николай Герасимович
сидел один
в купе первого класса.
Савин бросился
в зал первого класса и буфет искать его спутниц, но не нашел их там, он выскочил на платформу и оказалось, что они уже
сидели в своем
купе, на окнах которого была приклеена бумажка с надписью: «reserve» (занято).